Как известно, процесс глобализации вовлекает в свою орбиту не только компании и корпорации, производящие продукты питания и товары, но и финансовую сферу деятельности. Глобализация, как правило, проявляется в форме союзов, которые могут быть либо слияниями, либо приобретениями. Примером слияния в производственной сфере могут служить шведская компания ASEA и швейцарская компания Swiss Brown Bovari, производитель электроэнергии, в одном случае, и передатчик энергии, в другом. Они образовали совместную компанию, стоимость которой составила 18 млрд. долл. Причина, по утверждению одного из исполнительных директоров новой фирмы, заключается в том, что обе фирмы в отдельности были слишком маленькими и слабыми, чтобы противостоять американским и японским конкурентам, таким как Westinghouse, General Electric, Hitachi и Toshiba. Примеров подобных производственных союзов очень много.

В финансовой сфере в настоящее время слияния и приобретения происходят буквально каждый день. И одной из основных причин образования банковских союзов является значительное снижение прибыли от обычных финансовых операций и сделок, а также от продажи финансовых продуктов, таких как кредитные карточки, закладные на недвижимость и т.д.

Падение прибыли в банках, в свою очередь, является результатом конкуренции, которая делает более трудной для банков задачу поддержания финансовой силы. Вот почему некоторые американские и европейские банкиры находят путь к увеличению прибыли в дополнении обычных банковских услуг услугами всех видов страхования, например. Так, банк Credit Suisse уже имеет большую розничную банковскую сеть в Швейцарии и глобальный инвестиционный банк Credit Suisse First Boston. В декабре 1997 г. он приобрел швейцарскую страховую компанию Winterthur за 10 млрд. долл. В настоящее время он планирует продавать страхования жизни, собственности и от несчастных случаев в 80 филиалах швейцарского банка [4, с.36].

Шестого апреля 1997 г. крупные американские банки Travelers Group и Citicorp потрясли финансовый мир новостями о слиянии, составившем общий капитал в 76 млрд. долл., а тринадцатого апреля того же года Banc One и First Chicago NBD Corp. сообщили о своем тридцатимиллиардном союзе.

Как в том, так и в другом случаях движущими силами, стоящими за глобализацией, являлись конкуренция, некоторый спад на финансовом рынке в связи с кризисом и необходимость развития глобальных рынков для получения более высоких прибылей.

С глобальными рынками все не так просто и не так радужно, как это может показаться на первый взгляд. Глобальные рынки, с одной стороны, расширяют возможности инвестиционного бизнеса, например. С другой же стороны, глобальные рынки представляют собой определенные финансовые риски, что и показал последний по времени финансовый кризис в Юго-Восточной Азии и России. Не случаен поэтому пессимизм известного инвестора и финансового игрока глобального масштаба Дж. Сороса по поводу глобального капитализма и его возможностей [2].

С нашей точки зрения, экономика, ее развитие, ее рост и, наоборот, спад в экономике и экономические кризисы, по-видимому, неизбежны по нескольким причинам, даже если мы не будем касаться здесь теории циклического развития экономики, т.е. колебаний фактического объема производства вокруг его потенциальной величины. С этими колебаниями, естественно, связаны изменения цен, процентные ставки и безработица.

На состояние экономики исключительное влияние оказывает огромное множество "неконтролируемых", а точнее, сложно контролируемых финансовых факторов или сил, к которым относятся валютные риски при установлении курсов валют и их обмене. В частности, отмена российским правительством 17 августа 1998 г. фиксированного курса доллара была одной из причин финансового обвала в России. Другими сложно контролируемыми финансовыми факторами являются национальные платежные балансы, налогообложение, монетарная и налоговая политика государства, инфляция, правила деловой активности и государственный долг страны.

И хотя политика не должна вторгаться в экономику и воздействовать на нее, она все-таки, пусть сотнями опосредованных связей, влияет на нее, нанося ей иногда ощутимые удары. Примером здесь служит Россия.

Негласным международным правилом, известным каждому бизнесмену и банкиру, является неучастие и невмешательство политиков в экономику. Экономикой и финансами должны заниматься экономисты, но не политики. В России же по старой социалистической привычке политики вторгаются во все сферы жизни, в том числе и в экономику, не учитывая последствий своих выступлений. Разумеется, правительства и государства вмешиваются в экономику, но делать они должны это на основании рекомендаций экономистов и экспертов.

"Неконтролируемые" финансовые силы - это внешние, а не внутренние силы, исходящие от предприятия или организации. Эти факторы происходят извне и воздействуют на фондовые биржи, на финансовый рынок, на разного рода фонды и на собственно денежные центры, такие как Уолл-стрит.

В качестве примеров "неконтролируемых" финансовых сил можно привести следующие: финансовый кризис в Мексике в декабре 1994 г., когда в результате оттока финансовых ресурсов из страны курс песо резко упал. Риск неожиданных и резких изменений курсов валют и ставок процента связан иногда с политическими событиями типа объединения двух Германий. Финансовые потрясения в октябре 1997 г. в Юго-Восточной Азии вызвали цепную реакцию и задели почти все фондовые рынки мира. Биржевой кризис в Юго-Восточной Азии был вызван серьезными экономическими проблемами, такими как высокая внешняя задолженность, замедление темпов экономического роста и увеличение экспорта.

В России же было много внутренних причин для кризиса: требовались серьезные структурные изменения в экономике, включая прозрачность в процессе приватизации, создание эффективного механизма банкротства. Однако "сигналом" к началу кризиса послужило сообщение правительства и Центробанка об отмене стабильного курса валют и о замораживании внутреннего и внешнего долга.

Воздействие "неконтролируемых" финансовых сил оказывается далее на каждую компанию, фирму, банк и потребителей. Разумеется, степень воздействия оказывается разной в зависимости уже от внутренних факторов каждого отдельного предприятия или сектора рынка.

Как показывает практика, менеджеры высшего класса, имена которых у всех на слуху, знают, как защитить интересы компании или банка от падения курсов валют, как оптимизировать прибыль при определенных флуктуациях на валютном рынке, как разработать программу хеджирования или увеличения стоимости инвестиционных портфелей зарубежных акций при наличии валютных рисков или случайностей. Менеджеры высшего класса видят все возможные риски и избегают потери за счет своих своевременных действий. Хотя и они могут ошибаться. Видят они и как обеспечить экономическую стабильность и экономический рост.

Для международных предпринимателей важными оказываются еще десятки самых разнообразных страноведческих нюансов. Например, с кем они имеют дело: с правительственными чиновниками, обученными экономике и разговаривающими с ними на одном языке, или с коррумпированными чиновниками.

С другой стороны, сами бизнесмены, представляющие планы и программы, требующие одобрения правительства, должны позаботиться о том, чтобы они были экономически оправданы, эффективны и полезны для данной страны. Ключевым вопросом является экономическая эффективность, а не только целесообразность того или иного проекта.

Для развивающихся стран, стран с транзитной экономикой или стран, переходящих к свободному рынку, важно, чтобы члены правительства были знакомы с экономическими теориями, способны были выработать экономическую программу, являющуюся практическим приложением к ключевой теории международной торговли - закону сравнительного преимущества.

Хорошим примером для иллюстрации является, вероятно, Чили при президенте Сальвадоре Альенде и после него. Инфляция в Чили составляла 1000% ежегодно, а внешний долг страны был вообще неуправляем. Предыдущее правительство следовало той экономической политике, которую проводили в то время многие развивающиеся страны: сильное участие государства в регулировании экономики. Оно включало в себя высокие пошлины на импорт для защиты собственной промышленности, высокое налогообложение частного сектора с целью получения средств для государственных инвестиций, предоставление огромных субсидий избранным отраслям.

Результаты были плачевными. Самые благоприятные намерения правительства С. Альенде привели страну к жесточайшему экономическому кризису.

Понимая, что необходимы перемены, новое правительство назначило группу чилийских экономистов для разработки новой экономической программы развития страны. Известные под названием "Чикагские мальчики", они были последователями идей свободного рынка профессора Чикагского университета в США, лауреата Нобелевской премии Милтона Фридмана.

Большинство их предложений базировалось на теории сравнительных преимуществ. Важнейшей мерой реформы было снижение импортных пошлин, которые составляли 1000% к обычному уровню в 10%. Это подвигло Чили к тому, чтобы стать страной с рыночной экономикой, в которой производители должны участвовать в конкуренции и быть конкурентоспособными, чтобы оставаться в бизнесе. Более низкие пошлины на импорт товаров уменьшали стоимость импортируемого оборудования, что и поощряло инвестиции в экономику [1, c.73].

В России правительство в период перехода к рынку нивелировало этот положительный экономический фактор, введя довольно высокие таможенные пошлины на ввоз в страну оборудования, даже бывшего в употреблении. Иногда пошлины были выше стоимости самого оборудования, в результате чего не было интереса к инвестициям под реальные проекты, пусть и самого мелкого масштаба, и прибыль, полученная от перепродажи ввезенных в страну товаров и продуктов питания, ушла на частные счета в зарубежные банки.

В связи с этим уместно привести слова президента крупнейшей в Чили компании по производству приборов, которая при прежнем правительстве была защищена от иностранной конкуренции высокой таможенной пошлиной, составляющей 1000%.

"Раньше у нас было 5000 рабочих, и годовая производительность составляла 9000 долл. на одного человека. Сегодня у нас 1860 рабочих, а производительность составляет 43000 долл. на одного рабочего. И мы, наконец-то, стали получать прибыль" [1, c.73]. Фирма вскоре смогла инвестировать 20 млн. долл. в производство, создав 300 дополнительных рабочих мест.

Результатом новой экономической политики в Чили явилось увеличение экспорта с 14% от ВВП в 1965 г. до 31% в 1992 г. С 1985 г. ежегодный прирост ВВП составил 6,1%, став самым высоким в регионе. ВНП Чили, вычисленный МБ, достиг 3000 долл. на душу населения. Безработица в течение 1993 г. составляла 4,5%, являясь наиболее низкой за период в 30 лет, а невероятно высокий уровень инфляции 70-х годов, составлявший 1000%, в 1993 г. снизился до 12%. Показателем доверия к новой экономической политике Чили, которое демонстрируют зарубежные фондовые биржи, например, является стоимость ее ценных бумаг. На Нью-Йоркском вторичном рынке ценных бумаг цены предложения, составлявшие 60% от номинала в 1989 г., поднялись до 92% - самого высокого процента из всех латиноамериканских стран.

Чилийские фирмы не только больше экспортируют, но и стали приобретать крупные компании в других латиноамериканских странах. Например, крупнейший производитель "Кока-колы" в Чили заплатил 120 млн. долл. за фирму, производящую этот напиток в Бразилии [1, c.74].

Итак, экономический успех в Чили доказывает, что экономический рост возможен при определенной экономической политике и определенных условиях.

Вопрос заключается в том, возможен ли долговременный экономический рост в странах, которые представляют собой вновь возникающие рынки, или в странах, которые добились некоторого успеха в экономике, а затем снова начался спад. Это касается, скажем, Аргентины, Бразилии и других стран.

Замедление экономического роста может происходить по самым различным причинам. По этому поводу существует несколько гипотез. Скажем, учитываются такие параметры, как снижение роста производительности труда, снижение темпов роста инвестирования, снижение выпуска продукции на единицу затрат, повышение цен на энергоносители, "новое" глобальное экономическое давление, замедление темпов технического прогресса.

"Новое" глобальное экономическое давление заставляет правительства держать займы под контролем, не демонстрировать большой бюджетный дефицит, иметь низкую инфляцию. Правительства, которым не удается справиться с этими факторами, рискуют получить спад в экономике своих стран.

Разумеется, финансовый кризис в одном регионе, например, в Юго-Восточной Азии и России, может оказать влияние на другие регионы, например, страны Латинской Америки. Хотя, для экономистов остается загадкой, как кризис в России мог в такой степени повлиять на мировой фондовый рынок, если принять во внимание тот факт, что Россия является страной, доля которой в мировой торговле равна доле Дании. Дело здесь, по-видимому, совсем не в этом. Причина заключается в том, что в Россию попало слишком много не заработанных, а "накачанных" заемных средств из хеджевых фондов без абсолютной интеграции рынка в систему свободного рынка. И еще масса взаимосвязанных с этим причин.

Большинство латиноамериканских стран, например, имеют проблемы с инфляцией. В период с 1970 г. по 1990 г. самая сильная инфляция имела место в Боливии. В 1985 г. она составила 11750%. Бразилия имела второй показатель на регион, где инфляция составляла в 1990 г. 3118%. Однако в результате шагов, предпринятых правительством Боливии, инфляция снизилась до 8,5% в 1993 г., Бразилия же возглавила группу латиноамериканских стран по показателям инфляции, снизив ее до 1,933%.

Чили в своем экономическом подъеме снизила инфляцию от 505% в 1974 г. до 12,7% в 1993 г., одновременно постоянно увеличивая доход на душу населения. Аргентина сократила инфляцию с 3080% в 1989 г. до 10,5% в 1993 г., одновременно достигая небольшого увеличения дохода на душу населения.

В 90-е годы в странах с развивающимися рынками наблюдалось два кризисных падения курсов акций. Мексика, снизив инфляцию со 132% в 1988 г. до 9,8% в 1993 г., однако не спаслась от финансового кризиса в декабре 1994 г., когда в результате оттока финансовых ресурсов из страны курс национальной денежной единицы (песо) упал до очень низкой отметки. Центробанк страны пытался стабилизировать национальную валюту, но предпринимаемые меры не помогли стабилизировать ее и переломить кризис. Инфляция снова начала развиваться, начиная с 1995 г. Стабилизация стала возможной, только благодаря международным кредитам на сумму 53 млрд. долл. Причиной кризиса послужила высокая внешняя задолженность стран с развивающимися рынками, которая в 1994 г. составляла 1,6 трлн. долл., а внешний долг Мексики- 118 млрд. долл. [1, c.198-199].

Успешная экономическая политика обычно имеет два знаменателя: (1) убирает искусственный экономический контроль на зарплату и на цены, (2) применяет фискальные и монетарные ограничения. Эти ограничения включают более низкие налоги и снижение роста общих денежных ресурсов в стране, т.е. количества денег в обращении в экономике страны.

Япония, Германия и Соединенные Штаты Америки имели относительно хорошие показатели по удержанию инфляционных явлений за последние годы. Японии удавалось управлять инфляцией, по крайней мере, до октября 1997 г., пока не разразился финансовый кризис в Юго-Восточной Азии. На финансовом рынке Японии наблюдается полный разлад. Японское правительство пытается предпринять контрмеры: оно планирует одновременно снизить налоги и повысить расходы на 1/5 от национального выпуска продукции. Такие меры обычно пугают продавцов ценных бумаг, выпущенных правительством, компаниями, банками и другими институтами, так как подобные действия поднимают ставку процента и ведут к снижению цен на ценные бумаги.

Японское правительство объявило о деталях плана оживления экономики страны за счет “впрыскивания” в банковскую систему страны 18 триллионов йен плюс 60 триллионов йен. Однако трудно сказать, поможет ли это, так как банки нуждаются в реструктуризации, введении механизма банкротства и других мерах, таких, например, как укрупнение банков за счет их слияния.

Основной проблемой является возвращение непогашенной в срок ссуды. Вероятно, банкам придется списать безнадежные долги, и некоторые компании обратились с просьбой о списании долгов, например, Aoki- строительная компания, компания недвижимости Towa. Сумма невозвращенных долгов - огромная.

Дж. Фиорилло из голландского инвестиционного банка ING Barings Securities считает, что 18 самых больших японских банков имеют непогашенных в срок или сомнительных ссуд на сумму 41,4 триллиона йен. Даже если они смогут вернуть 1/5 от этой суммы, им еще понадобится 19,5 триллиона йен, чтобы покрыть все потери, а это в три раза больше, чем они попросили у правительства. При самом оптимистическом подходе рекапитализация (изменение структуры капитала банка) будет тянуться от 2 до 3 лет, как считает Дж. Фиорилло [9, c.79].

Правительство Японии должно заставить банки действовать более активно и решительно, в противном случае оно рискует ничего не получить от банков за вложенные для их спасения деньги. Это можно сделать под угрозой проведения всесторонних и тщательных аудиторских проверок, либо отзыва лицензий на банковскую деятельность.

В связи с финансовым кризисом в Юго-Восточной Азии и в России в 1997-98 годах, аналитики тщательно анализируют индикаторы роста или экономического спада в США, Великобритании и других развитых странах.

Страницы истории экономического развития стран пестрят фактами государственных долгов. Эквадор, например, начиная с 1800 г., имел периоды дефолта, составляющие в сумме 113 лет. Греция имела три отдельных периода дефолта, в целом отнявшие у страны 87 лет. И даже Нидерланды, Австрия, Япония и Китай не могут похвалиться тем, что им всегда удавалось выполнять свои обязательства по внешнему долгу в разных временных точках их истории за последние 200 лет.

Что касается финансового кризиса в России, начавшегося 17 августа 1998 г., то перед российским правительством встала задача необходимости выплатить внешний долг в 1998 г. в сумме 17-18 млрд. долл., тогда как валютные резервы составляют всего 12 млрд. долл. в настоящее время. Если правительство России не получит какой-нибудь заем (что маловероятно), то оно просто не сможет выплатить свой внешний долг. А эта ситуация пахнет частичным дефолтом.

По мнению С. Талбота, для выхода из кризиса Россия должна вести здравую монетарную политику, поддерживать жизнеспособный курс обмена валют, поддерживать устойчивое денежное обращение, иметь реалистичный бюджет, создать систему сбора налогов. Правительство же должно выполнять свои основные функции [10, c.54-55]. Кроме того, на руинах старой банковской системы необходимо начать с нуля строить настоящие банки, которые занимаются настоящим честным бизнесом, нежели спекуляцией, арбитражем и созданием финансовых "пирамид". Для этого правительству России нужно разрешить открывать в России филиалы известных , солидных иностранных банков.

Когда вкладчик направит свои деньги в иностранные банки, когда будет настоящая конкуренция, когда вкладчики будут знать, что происходит в "их" банках, т.е. будет полная прозрачность и отчетность, тогда начнется борьба за привлечение вкладов в банки и за сохранение репутации банка.

В настоящее время тщательно анализируются все признаки и все индикаторы, которые могут указать на замедление в экономике США и других стран. Например, внимательно рассматривается поведение различных ценных бумаг и ставок процента в различных секторах финансового рынка.

На основании этого анализа делается вывод, что в США ситуация на финансовом рынке не должна привести к спаду: "… альтернативные источники капитала заполняют брешь для большинства заемщиков, … корпоративные и индивидуальные заемщики находятся в довольно хорошем состоянии, и сами кредиторы довольно сильны" [8, c.30].

Большинство американских банков, как считает экономист компании Paine Webber Inc. М. Хэррис, находятся намного в лучшей форме, нежели в начале прошлого спада [8, c.30].

Потребительский рынок в США, по-видимому, снизится на несколько градусов. Причиной может оказаться некоторый спад на рынке труда и на финансовом рынке. Индекс уверенности потребителя (Conference Board's index of Consumer Confidence) упал в октябре 1998 г. до самой низкой отметки за последние два года. В целом же уверенность потребителей остается довольно высокой, если сравнивать ее, исходя из исторических стандартов. Хоть она несколько и понизилась, однако оценка условий в настоящем остается довольно высокой [8, c.39].

Снижается рынок строительства домов, что, может быть, и вполне естественно, так как до этого активность строительной индустрии была слишком высокой. Возможно, в строительстве будет замедление, так как 66,8% американцев уже являются владельцами домов, и меньшее количество повзрослевших детей покидает дома своих родителей в настоящее время. Эти причины приведут к тому, что строительный сектор не прибавит показателей к экономическому росту в США [8, c.39].

Анализ подобного рода не отражает уверенности аналитиков ни в продолжении экономического роста в США, ни в наступлении экономического спада. Пока что наблюдается некоторое "похолодание" в связи со снижением потребительского рынка. Меньше сомнений испытывают аналитики по поводу корпоративного сектора. Они считают, что сильнее всего удар придется по производителям. Многие отрасли столкнутся со слабой прибылью, более дорогим кредитом и более дорогим финансированием акционерного капитала. И все это на фоне более низкого экономического роста. Первыми сокращениями в списке могут стать капиталовложения на оборудование и новые помещения. Следующим шагом может стать сокращение найма на работу. Лучшим индикатором спада всегда являются рынки труда. Если рост найма на работу будет снижаться, потребители тогда будут не в состоянии спасти экономику США [8, c.40].

Как видим, речь идет в основном о замедлении или предполагаемом прекращении роста в той или иной сфере: на финансовом рынке, на потребительском рынке и в корпоративном секторе. Но даже такие признаки замедления роста в США тревожат экономистов и аналитиков.

Однако, предсказания экономического спада на основании некоторых индикаторов - дело довольно сложное, так как в экономический процесс включается множество составляющих или переменных, интерпретация которых в разных экономических условиях неоднозначна.

Например, считается, что слияние двух крупных банков делает их сильнее, так как увеличивает капитал и возможности получения большей прибыли. Однако подражательское поведение данной модели не дает обязательного успеха в каждом случае. Из трех случаев слияний банков два, как правило, неуспешны и не дают желаемых результатов. Возникает вопрос, почему это происходит? Вероятно, анализ каждого конкретного случая неудачного слияния как компаний, так и банков имеет свой ответ.

Новый американский мегабанк Citigroup не является единственным банком, обнаружившим после слияния, что два банка не легко превращаются в единую структурную организацию. Этот же урок "проходят" в HypoVereinsbank, втором по величине банке Германии, являющемся продуктом недавно состоявшегося союза – слияния двух баварских заемщиков – Vereinsbank и Hypo-Bank. Недавно новый германский мегабанк признал, что ему придется взять на себя долговое обязательство на 2,1 млрд. долл., чтобы покрыть убытки, понесенные от предоставления ссуды под собственность банком Hypo-Bank еще в начале 90-х годов.

HypoVereinsbank, не имевший особых сделок на вновь возникающих рынках и с хеджевыми фондами, надеялся в этом году превзойти своих соперников, таких как Deutsche Bank и Dresdner Bank, которые довольно сильно пострадали в результате последнего финансового кризиса. Вполне возможно, что HypoVereinsbank справится с трудностями, используя свои обширные скрытые резервы, но его репутация как одного из самых осторожных европейских банков не останется безупречной [3, c.76].

Иными словами, в экономике действуют общие законы и закономерности, но есть и отдельные компании и банки со своей особой спецификой и обстоятельствами.

Важно еще раз подчеркнуть, что в экономике, по Адаму Смиту, определять направление, объем и состав международной торговли или рынка ценных бумаг должны рыночные силы, а не правительство, регулирующее деятельность компаний и банков. При свободной, нерегулируемой торговле каждая страна должна специализироваться на производстве тех товаров, которые она может производить с наибольшей эффективностью, т.е. в тех случаях, когда имеется абсолютное преимущество. Одни товары экспортируются в другие страны с тем, чтобы расплатиться за импорт товаров, производимых в других странах. Этот способ, по Адаму Смиту, иллюстрирует те абсолютные преимущества, которые страны получают от торговли.

Безусловно, существуют и другие, известные экономистам теории: теория сравнительного преимущества Рикардо, теория факторного вложения Охлина-Хекшера, концепция международного жизненного цикла товара и т.п. Все они по-разному подходят к оценке факторов международной торговли. Все они, так или иначе, объясняют специфику и, следовательно, преимущества той или иной страны в производстве той или иной группы товаров.

При экономическом развитии страны должны учитываться очень многие факторы: специализация в производстве товаров, вложение труда. Кроме того, различия в затратах на производство в их зависимости от предложения факторов производства – отсюда специализация на производство трудоемких или, напротив, капиталоемких товаров. Сравнение Китая с Голландией четко демонстрирует это различие: в одном случае имеется хорошая обеспеченность трудовыми ресурсами, в другом – относительно большой капитал. Однако, такой подход лежит на поверхности. В реальной экономике все сложнее. Экономист В. Леонтьев в своем подходе, называемом "Парадоксом Леонтьева", обнаружил, что США – одна из капиталоемких стран в мире, экспортировала трудоемкие товары. Экономисты полагали, что причина была в том, что США экспортировали технологоемкие продукты, производимые высококвалифицированным трудом, требующим больших инвестиций в образование и подготовку специалистов, и импортировали товары, сделанные с помощью высоких технологий, требующих капиталоемких производственных процессов, но управляемых неквалифицированным трудом [1, c.79].

В современном мире несколько факторов определяют рост и глобализацию финансовых рынков развитых стран. Одновременно в этот процесс начинают включаться развивающиеся рынки, некоторые из которых, особенно страны социалистической ориентации, не имели ни опыта, ни знаний, ни времени на более плавное вхождение или на естественный эволюционный ход развития экономики.

Для формирования фондового рынка в России, например, было слишком мало времени и мало сил. Капитализация России была очень низкой, поэтому индекс России, рассчитанный по доле каждой страны в мировой капитализации государств с развивающимися рынками, составлял до ноября 1997 г. всего 2%, в то время как удельный вес ее ВВП в суммарном ВВП стран с возникающими рынками достигал 11% [7]. Как видим, определенные индикаторы кризиса имелись.

Что касается факторов, определяющих особенности современного развития фондовых рынков развитых стран, то к ним могут быть отнесены: глобализация, диверсификация, дерегуляция, демография, интеграция, приватизация. Глобальные финансовые рынки способствуют слиянию банков и их усилению. Широкое распространение получают инвестиционные фонды, которые вовлекают все больше людей в класс инвесторов в США и в Европе, например.

В 30-е годы возникли взаимные фонды, в результате объединения мелких инвесторов. Общие активы взаимных фондов росли очень быстро до 70-х годов, затем наступила стагнация, длившаяся до 80-х годов. Затем рост снова ускорился. Фонды в целом выросли со 135 млрд. долл. в 1980 г. до 350 млрд. долл. к 1985 г.

Следующий важный фактор – старение населения, когда в будущем окажется, что расходы на пенсии превысят доходы и наступит банкротство государственных пенсионных фондов. Вопрос стоит об организации частных пенсионных фондов, в которые граждане начнут вкладывать свои взносы. Таким образом, пенсионные фонды начнут владеть очень большими деньгами и, вероятно, начнут их вкладывать в фондовые ценности с обязательствами долгосрочного характера. За пенсионные фонды начнется конкурентная борьба на финансовых рынках.

Все это показывает, что инвестиционные возможности различных фондов сильно возрастают, что должно стимулировать зарубежные вложения. Объемы вложений денег в финансовый рынок постоянно увеличиваются, что способствует увеличению объемов международной торговли акциями.

Деление же финансовых институтов на банковские и инвестиционные стало мешать развитию банков, поэтому крупные банки, такие как Citigroup/Travelers, не дожидаясь изменения закона Гласса-Стигала и предоставления коммерческим банкам права на проведение операций с ценными бумагами, взяли инициативу в свои руки, объединяясь в союзы.

Однако на этом пути и банки, и компании сталкиваются как с серьезными, так и с менее серьезными проблемами, которые, однако, имеют значение для успеха или неуспеха на первых шагах, определяющих судьбу союзов.

При слиянии банков и компаний любой фактор может иметь значение, в том числе и межличностные отношения управляющих, и столкновение двух разных типов менеджеров и служащих и т.д. Ведь в каждом банке за годы работы складывается своя "инфраструктура". Например, в вышеупомянутом союзе двух банков Vereinsbank и Hypo-Bank столкнулись две различные культуры: банкиры Vereinsbank более консервативны и, как говорится, в пиджаках, застегнутых на все пуговицы. В Hypo-Bank отношение работников к риску было следующим: " Выигрываешь немного, теряешь немного". И хотя союз представлял собой слияние равноправных партнеров, в совете директоров Hypo-Bank имеет только четыре места из четырнадцати, что также является поводом для недовольства. В связи же с разразившейся неприятностью с долгами по ссудам Hypo-Bank, хорошие личные отношения в течение 30 лет между двумя управляющими прежними банками, один из которых, а именно Альбрехт Шмидт, стал главным управляющим нового банка, были испорчены, что, безусловно, может сказаться на делах банка. И если вкладчики почувствуют это, они могут перевести деньги в другой банк.

Что касается знаменитого в настоящее время слияния американских банков Citibank и Travelers, то здесь перспективы кажутся намного лучше, однако перетряска кадров в Citigroup, которая всегда неизбежна, привела к неожиданной и непонятной для внешних наблюдателей отставке Джейми Димона, который прежде работал в банке Travelers. Эта отставка не добавила радости инвесторам, которых беспокоил и собственно союз двух банков и его последствия. Курс акций Citigroup пошел вниз более резко по сравнению с курсом акций большинства других больших финансовых фирм, и он снова снизился после появления новостей об отставке Дж. Димона.

Как отмечают наблюдатели, потребуются годы, чтобы Travelers и Citicorp начали работать как единый рыночный механизм. Потребуется слияние гигантских компьютерных машин. Менеджерам, которые привыкли максимизировать прибыль от конкретных направлений бизнеса, потребуется переобучение, чтобы они смогли эффективно заниматься продажей "перекрестного" продукта, т.е. продукта, на котором они не специализировались раньше. И хотя Citigroup станет большим и могущественным банком, управлять им будет чрезвычайно трудно [4, c.40].

Главной целью союза двух банков Citi/Travelers была интеграция различных долей банков, занимающихся разными операциями, в глобальный финансовый супермаркет. Ключом к интеграции такого рода стала "перекрестная продажа": Citi будет активно предлагать своим банковским клиентам – покупателям товаров продукты страхования, в то время как клиентам Travelers будут предлагаться банковские продукты Citi. В условиях проявившихся трудностей объединения двух банков эта политика "перекрестных продаж" может не дать планируемых результатов. Как видим, даже главная задача, казавшаяся наиболее простой и выигрышной, может оказаться одним из рисков.

Кроме того, при объединении управляющие банками Citi/Travelers надеялись на то, что Комитет по банкам при Сенате США примет новое банковское законодательство. Дело в том, что банки, подобные Citicorp, по американскому законодательству не имеют права на сделки по страхованию собственности и страхованию от аварий и несчастных случаев в отличие от таких банков, как Travelers. Они также ограничены в праве на приобретение брокерских операций.

Однако главные управляющие двух банков Джон Рид и Сэнфорд Вэйл верили, что действуя агрессивно, они смогут убедить законодателей отбросить ограничивающие барьеры и создать новый вид глобальной финансовой парадигмы [4, c.37].

Однако председатель этого Комитета Альфонсе Дамато, который был за идею принятия нового закона, проиграл в Нью-Йоркской избирательной гонке в сенат, и это ослабило шанс принятия нового благоприятного для мегабанков законодательства. Без новых законов банк Citi вынужден будет продать другому банку операции по страхованию [3, c.77].

Каждый неудачный шаг в процессе слияния банков снижает доверие клиентов к способности мегабанка Citigroup справиться с новыми проблемами, поэтому любое замещение одного управляющего другим, любое перемещение старших менеджеров внутри банка имеет значение для будущего банка. Та прозрачность, которая существует на Западе для банков в освещении их каждого шага, в предоставлении общественности всей информации, связанной с деятельностью банка, безусловно влияет на степень доверия клиентов к банку. Доверие – это главное, что создает для любого банка стабильные благоприятные условия для работы.

Иными словами, парадокс финансовых союзов заключается в том, что для того, чтобы выдержать конкуренцию и действие внешних финансовых сил, банки должны объединяться. Однако объединившись, они могут проиграть вследствие воздействия внутренних, не финансовых сил, связанных с реконструкцией подразделений банка и перемещением человеческих ресурсов. Например, Union Bank of Switzerland планирует сократить 6000 рабочих мест в инвестиционно-учредительской деятельности банка, т.к. реструктуризация часто сопровождается безработицей.

Последний по времени мировой финансовый кризис в целом породил массу парадоксов в классической финансовой экономике, некоторые из которых необъяснимы. К заслугам финансовой экономики может быть отнесен ряд известных положений, разработанных известными современными экономистами, такими как Роберт Мертон, Мирон Шульц, Билл Шарп, Мертон Миллер и Гарри Марковиц – все лауреаты Нобелевской премии. Их работы помогли преобразовать способы проведения операций финансовыми рынками. Финансовая экономика превратила в науку систему ценообразования, калькуляции и оценки финансовых опционов и других вторичных ценных бумаг (срочных сделок, опционов и свопов) и усилила их полезность. Все это эффективно помогло передвинуть риски от тех, кто не хотел иметь с ними дело или не мог с ними справиться, тем, кто с ними справлялся.

Однако практики в финансовой сфере долгое время не соглашались с тем, что резкий подъем курса акций отражает снижение надбавки к номинальной стоимости акций, требуемой инвесторами за риск "хранения" пакета акций. Эффективный финансовый рынок как раз и означает, что инвесторы могут заработать высокие дивиденды только в том случае, если они основательно рискуют.

Финансовый и валютный кризис 97-98 гг. противоречит некоторым установившимся финансово-экономическим моделям. Например, расхождение между выплатой по более рискованным ценным бумагам и вновь выпущенными государственным казначейством США бумагами увеличилось до уровней, которые трудно объяснимы. На некоторых финансовых рынках их вообще было невозможно продать ни по какой цене.

Еще один постулат экономической науки был подвергнут сомнению. Он гласит, что наличие диверсифицированного портфеля активов сокращает риск. В августе и сентябре 1998 г. наблюдалось резкое увеличение в корреляции между движением цен на ценные бумаги на мировых рынках и на фондовых биржах. Не сработала и ведущая сила финансовой экономики – арбитражные операции, т.е. получение прибыли от разницы в ценах на те же активы на различных рынках. Предполагается, что арбитражные операции обеспечивают то, что когда цены на активы отходят от их основных величин, потенциальное стремление инвесторов получить прибыль приведет их к норме [2, c.83].

Каждый из этих парадоксов представляет собой одну из граней рыночной неликвидности. Как считает Джим Эйнджел, экономист Джорджтаунского университета, понимание ликвидности означает понимание внутреннего механизма рынка [2, c.83].

Большинство же финансистов игнорируют риски ликвидности. Во время обвала фондового рынка в 1997 г. неликвидность неожиданно подорвала стратегии хеджирования, известные под названием "портфельное страхование", и вызвала панику на рынке.

Конечно, проблема ликвидности не игнорировалась полностью. Теоретики по оценке опционов признавали необходимость устанавливать определенную цену на риск ликвидности, хотя как делать это сказано не было. Однако такая область финансовой экономики, как "рыночная микроструктура", которая концентрируется на том, почему разрыв между ценами варьируется от рынка к рынку, обнаружила, что ликвидность является важным фактором. Этот вывод, в основном, затрагивает воздействие ликвидности на отдельные отрасли, а не на обстоятельства, при которых многие рынки одновременно иссякают на долгое время.

И только Андрей Шлейфер и Роб Вишни в статье "The Limits of Arbitrage", опубликованной в марте 1997 г. в "Journal of Finance", описывают, каким образом получается так, что финансовые институты сильно не хотят давать деньги в долг возможным арбитражерам, когда необходимость в арбитражных операциях является самой высокой. Их описание похоже на предсказание коллапса Управления Долгосрочным Капиталом (Long-Term Capital Management или LTCM)- хеджевым фондом, отцами-основателями которого были Р. Мертон и М. Шолес.

Для конструирования моделей поведения ликвидности необходимо включить человеческие и институциональные факторы, которые, как показали последние события, являются столь критическими.

В настоящее время формируется раздел экономики под названием "бихевиористские финансы", в котором явления очевидной рыночной неэффективности объясняются с помощью законов психологии. Однако эти попытки неубедительны.

Создание модели ликвидности является трудным делом, так как понятие ликвидности вовлекает в себя слишком много деталей и процессов различных финансовых институтов. Несмотря на то, что события последнего финансового кризиса подвергли испытанию экономику как науку, многие ее положения, касающиеся вопросов самофинансирования или инвестиционных стратегий, остаются достаточно правильными и полезными [2, c.84].

Обсуждение проблем экономики в целом, парадоксов финансовой экономики и новой глобальной финансовой парадигмы, проявляющейся в новых банковских образованиях, важны для понимания того, что, как и по каким причинам происходит в финансовом мире на глобальном уровне в настоящее время. Что же касается мегабанков и проблем, связанных со слиянием банков, то ясно только одно, что каждое слияние должно анализироваться как отдельный случай, так как слишком много индивидуальных факторов вовлекается в каждом отдельном случае.

Понятно, что кто-то из банкиров будет более удачлив, кто-то менее, и иногда удача или неудача будут связаны с параметрами личности банкира: его знаниями, опытом, даром предвидения, способностью к реструктуризации банка в нужное время и т.д. Как известно, в одно и то же время, в одних и тех же экономических и исторических условиях разные банки имеют абсолютно разные результаты. Кроме того, на функционирование банков, их лицо влияет практически любой, иногда, как кажется, незначительный факт. Например, акции Deutsche Bank, второго самого большого частного банка Германии, упали более чем на 6% после того, как Standard and Poor's – ведущее рейтинговое агентство кредитоспособности банков - убрал из своего рейтинга кредитоспособности ААА последнее А, заменив оценку кредитоспособности на АА+. Тройное А – это самый высокий рейтинг, который вообще когда-либо возможен.

Снижение рейтинга Deutsche Bank совпало с растущим беспокойством инвесторов по поводу степени защищенности банка от российских заемщиков. Единственным банком в мире, имеющим самый высокий рейтинг S&Р, т.е. ААА, является датский банк – Rabobank.

Банки всюду, включая Deutsche Bank, находятся под давлением растущей конкуренции и глобализации. Кроме того, банки теряют бизнес, который перехватывают у них рынки капиталов, особенно рынки облигаций. Нарастает угроза перехвата бизнеса и со стороны брокеров, работающих через Интернет.

Все эти и другие причины заставляют банки объединяться. Для частных банков, которым удается успешно пройти через трудности процесса интеграции, потенциальные преимущества союза или слияния – очевидны. Они начнут предоставлять обширное меню финансовых услуг богатым клиентам, которые были и раньше, однако различие заключается в том, что появляется новая большая прослойка богатых клиентов, интересы которых все в большей степени совпадают и даже сливаются воедино с интересами корпораций. Этим людям понадобится один большой "магазин" финансовых предложений и услуг, начиная от управления активами до получения займов для корпораций и выпуска облигаций.

Им также понадобится международное обслуживание, так как их деловые интересы распространяются за пределы США. Это еще один фактор, который помогает новым мегабанкам.

Новый банковский бизнес будет представлять собой управление взаимоотношениями с клиентами с большим количеством специалистов по всем видам банковской деятельности. Так, например, в Citigroup брокеры уже говорят со своими клиентами о ссудах, в то время как банкиры частного банка обсуждают большой потенциал нового банковского слияния в управлении активами.

Приведем схему объединения различных структур Citibank и Travelers, иллюстрирующую, как они подходят и дополняют друг друга [4, c.38].

В настоящее время для частного банковского дела в США нет единой модели и новые мегабанки должны состязаться с некоторыми сильными и целеустремленными соперниками, которые делают центром своего бизнеса – обслуживание богатых клиентов.

Одной из самых любимых Уолл-Стрит компаний является Northern Trust в Чикаго, цены на акции которой остались незатронутыми последним финансовым кризисом. Большую часть стабильных заработков этой компании составляют комиссионные сборы за операции частного банка.

Однако следует отметить, что хотя мегабанки и прилагают усилия по "перекрестной" продаже финансового продукта и услуг, финансовый рынок в целом остается перегруженным.

Специалисты предсказывают, что с течением времени 100 банков США уменьшатся до пяти-семи банков.

В настоящее время спираль сделок по слиянию и приобретению фирм и банков растет: увеличивается количество сделок и совместная стоимость союзов [5, c.36].

Председатель банка United Bank of Switzerland (UBS) Матис Кабиалаветта считает, что слияния происходят потому, что банков слишком много. Скорость слияний, по его мнению, будет увеличиваться. Три больших банка для Швейцарии – это слишком много на такую страну. Европейский же монетарный союз приведет к образованию большего числа межнациональных банковских союзов в Европе. В США сейчас на одну треть среднего размера банков меньше, чем их было три года назад, в связи с образованием новых слияний. Задачей нового слияния UBS и SBS является стать одним из пяти лучших глобальных игроков в инвестиционном деле.

Оба банка, UBS и SBS, занимались приобретениями и до слияния своих банков. Невероятно большая база капитала слившихся банков позволяет им финансировать любую сделку в любом месте и в любое время. Эта как раз та сила, к которой стремятся банки [6, c.56].

Новый банк UBS имеет в своем управлении почти 400 млрд. долл.

История слияний компаний и банков в США не нова. Это уже пятый цикл образования производственных и банковских союзов. Слияние банков и фирм происходило в начале века, в 20-е годы, 60, 80 и в 90-е годы этого столетия. Если в 1996 г. общая оценка стоимости слившихся предприятий составляла 649 млрд. долл., то в 1997 г. она составляла уже 800 млрд. долл.

Однако, развитие финансовой индустрии за этот период времени было колоссальным, можно сказать фантастическим: от простых закладных на недвижимое имущество и сбережений на банковской расчетной книжке до электронных измерений наличных денег, от кредитных карточек и до целой электронной денежной системы кредитных карточек с крошечными встроенными микрочипами, называемой Mondex. Кредитные карточки в электронной денежной системе Mondex не только хранят электронные доллары, но еще пять типов других валют, сокращенную медицинскую карту и даже персонализированный электронный "ключ", который может открыть все, что вам нужно, от вашей квартиры до вашего офиса. Микрочип, встроенный в кредитную карточку, сформирует платформу для дальнейшего развития системы дистанционного доступа клиентов к их фондам в любое необходимое для них время.

Развитие компьютерных технологий и программного обеспечения приводит к усилению конкуренции в банковской и финансовой сфере со стороны таких корпораций, как Microsoft. Это происходит потому, что программное обеспечение способно в будущем изменить всю систему взаимоотношений между банком и клиентами.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ