ДОМИНАНТНЫЙ ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ КАК СМЫСЛООБРАЗУЮЩИЙ ФАКТОР ТЕКСТА ПЕРЕВОДА
И.А. Герман
Несмотря на огромное количество имеющихся в современной лингвистике концепций и классификаций метафор, ни одна из них не задает какой-либо закономерности перевода, хотя, казалось бы, отражает пусть в той или иной степени, специфику семантики определенных типов метафор.
Поэтому необходима разработка теории перевода на основе концептуального анализа, когда содержание текста представляется как функциональное поле смысла, а не речевая актуализация семантического поля какой-либо лексемы. То есть следует изучать взаимоотношение компонентов доминантного смысла текста, представленного в разных лексемах, как правило, не реализующих некоего абстрактного системного значения, а фиксирующих актуальные субъективные авторские смыслы с помощью конвенциональных единиц.
Именно выявление отношений компонентов доминантного авторского смысла позволит увидеть его континуальность, специфику и рассматривать его как отражение фрагмента картины мира. Известное положение А.А. Ричардса и М. Блэка о том, что метафора – это взаимодействие “двух мыслей о различных вещах”, чрезвычайно продуктивно развивается в современных исследованиях, связанных с анализом текста и дискурса. Оно помогает выявить авторское актуальное содержание текста через установление смысловых отношений между отдельными элементами текста, объединенными в функциональное поле смысла данного речевого произведения. При этом системные языковые значения слов могут не реализовываться вообще, а в лексемах, репрезентирующих смысловое поле, актуализируется его интегративный смысловой компонент.
В процессе метафоризации взаимодействуют ментальные ассоциативные системы, связанные с каждым компонентом метафоры, в результате чего возникает новая смысловая функциональная система, которая не может быть выражена никаким иным вербальным средством. При этом образование нового смысла совсем не обязательно должно быть связано с высокой степенью
подобия сущностей (лингвистических, когнитивных, вообще ментальных), включающихся в процесс метафоризации. Более того, ментальное сопряжение сущностей в процессе метафоризации может базироваться на полном отсутствии реального (“объективного”) подобия, и тогда ассоциативные связи - конвенциональные, индивидуальные, языковые и неязыковые - предельно актуализируются, что и позволяет представлять в метафоре личностные смыслы, а не языковые значения (в терминах традиционной лингвистики - актуальные смыслы, а не виртуальные, потенциальные значения).
Естественно при этом, что допускается некоторая степень неопределенности смыслов, часто обусловленная включением в процесс метафоризации не только ядерных компонентов понятий и представляющих их лексем, но периферических зон их семантических полей, а также подсистемы индивидуальных компонентов мышления. Метафора представляет, как правило, основание метафоризации, а многочисленные компоненты мышления, вовлеченные в процесс метафоризации, остаются невыраженными, что, с одной стороны, усиливает неопределенность содержания метафоры как вербального компонента текста, однако с другой - позволяет представить континуальность метафорического смысла. В качестве поля существования этой неопределенности выступает тот фрагмент текста или текст в целом, в котором представлен актуальный авторский смысл.
Нормированные лексические единицы с их системным значением зачастую оказываются неспособными выразить актуальное личностное содержание в силу ограниченности семантического и референциального потенциала. Метафора же позволяет читателю увидеть такие аналогии и подобия, которые обеспечивают восприятие авторского видения мира, поэтому оказывается, что смысл начинает управлять связями языковых единиц.
Сказанное позволяет анализировать метафору как компонент текста, представляющий определенное авторское актуаль-
ное содержание - структурно-смысловое образование, в котором метафора является ядром, а другие компоненты смысла могут быть выражены интегративными связями данной метафоры с иными элементами текста.
Проанализируем ряд примеров из книги Margaret Atwood “Surfacing” (Fawcett Crest, New York, 1993, 12th edition). Подчеркнем, что в процессе перевода выделенных метафор мы руководствуемся положениями о зависимости перевода от картины мира, эстетических и прагматических целей автора и компетенции читателя (как ментальной, так и языковой). Кроме того, акцентируем, что смысл языкового выражения как образующая сознания способен представлять все характеристики объекта - вербальные, слуховые, визуальные, тактильные и т.д., но акцентуация тех или иных характеристик зависит от цели автора текста. Однако при переводе читателем могут выделяться и иные компоненты, важные для его концептуальной системы (картины мира). Профессиональный же переводчик должен стремиться к адекватному отображению авторского смысла, а потому актуализировать структурно-смысловые связи текста и соотносимые с ними ментальные содержания.
Анализ материала строится с учетом данных эксперимента, проведенного в группах реципиентов, изучающих английский язык.
Цель эксперимента - установить зависимость варианта перевода от понимания читателем смысловой доминанты текста.
Количество реципиентов - 25. По социальному и возрастному составу реципиенты характеризуются относительной однородностью: это студенты факультета филологии и журналистики АГУ (группа с углубленным изучением иностранного языка) в возрасте от 18 до 20 лет. В эксперименте реципиентам была предложена анкета, в которой предлагалось а) перевести предложенные фрагменты текста (фрагменты были подобраны нами так, чтобы доминантная роль в передаче авторского смысла принадлежала в них метафоре), б) объяснить выбор той или иной языковой единицы при переводе, в) отметить подчеркиванием в предложенном фрагменте наиболее содержательно “нагруженные” слова или словосочетания, г) указать, чем в большей степени определялся перевод: языковым (системным) значением слова или требованиями контекста, и какими требованиями.
Результаты эксперимента используются для подтверждения нашей гипотезы о том, что речемыслительным процессом перевода управляет именно доминантный авторский смысл, представленный прежде всего в структурно-смысловых текстовых отношениях.
Рассмотрим некоторые изученные фрагменты текста, сопоставив результаты эксперимента с исследовательской версией перевода и обосновав ее.
1. Anna’s bikini lay on the dock, crumpled, a shed chrysalis.
Бикини Анны лежало на пристани, сморщенное - сброшенная куколка (насекомого).
Наиболее частотный перевод данного фрагмента (16 реципиентов из 25 наряду с скомканное (4), скрученное (1), морщинистое (4), представляет метафорическую английскую структуру в виде сравнения: ...сморщенное, как куколка насекомого, что вполне объясняется опорой на частотные конвенциональные значения следующих лексем и на зрительное представление о характере куколки насекомого:
to shed - 1) ронять, терять (шерсть, волосы, листья); сбрасывать (одежду, кожу) 2) проливать, лить (слезы, кровь) 3) распространять, излучать ( свет, тепло и т. п.) ( Англо-русский словарь, 1991 с. 644), chrysalis - зоол. куколка (насекомых) (Там же, с. 127).
Частотные языковые значения выделенных слов делают возможным предложенный перевод, который акцентирует характеристики объекта: не только сморщенность, но и ненужность вещи, сброшенной, как кожица куколки. Выделенный компонент смысла является актуальным для автора, и поэтому он акцентируется в словах сморщенное и сброшенная, куколка (как нечто необходимое для развития только на время). Наиболее частотный перевод этой метафоры формой сравнения, на наш взгляд, разрушает цельность, континуальность метафорического образа, акцентируя момент подобия реалий, а не аналогии их восприятия, то есть особенности отражения автором действительности отходят на второй план, что искажает представление читателя об идиостиле автора текста.
2. Overhead a plane, so far up I could hardly hear it, threading the cities together with its trail of smoke; an X in the sky, unsacred crucifix.
Мы предлагаем следующий перевод:
Над головой самолет, так высоко, что я едва слышу его, соединяющий города, нанизывая их на нитку своего следа, Х в небе, несвятое распятие. (В переводе предложена форма настоящего времени глагола, поскольку в тексте описываются события, реально происходящие в настоящее время с героиней.) Такой перевод, во-первых, обусловлен нормированным значением слова to thread - ... 2) нанизывать (бусы и т. п.) (Там же, с. 726).
Однако личностное (авторское) содержание в данном случае представлено метафорическим комплексом, в котором доминантную роль выполняет глагол, включающий в поле своего смысла и другие слова: нитка, дым, Х, несвятое распятие. Метафорический комплекс осложняется ассоциативными связями, представленными в метафорах Х в небе и несвятое распятие, подчеркивая не просто сходство формы летящего самолета с крестом, но и необычность, непознанность этого явления. В предложенном фрагменте чрезвычайно важен культурологический компонент: для носителей западной культуры даже графический облик буквы Х глубоко значим, важен и связан с символом христианской веры. Поэтому ассоциативные связи с крестом можно считать конвенциональными и устойчивыми. Не столь однозначны такие связи для представителей русской культуры, особенно современной, поэтому, возможно, переводчику следует указать ... Х в небе, крест, несвятое распятие: хотя это и нарушает лаконичность идиостиля автора, но дает наиболее адекватное представление об образе, созданном им как носителем инокультуры.
В эксперименте все реципиенты объединили Х, несвятое распятие, нитка дыма (следа) в единое смысловое поле, хотя 8 и 25 отметили возможное непонимание представленной метафорической структуры менее подготовленными читателями именно в силу расхождения культур.
3. There was a woman in the office, face powdered with solicitude.
В офисе была женщина с лицом, припудренным заботой.
В эксперименте предложенный контекст, как правило (19 из 25 реципиентов), переводился как ...с заботливым лицом, однако смысловые отношения, актуальные для автора, требуют метафорической их фиксации : неискренняя заботливость героини, постоянная необходимость по долгу службы носить маску заботливого человека выражаются в английском причастии, которое требует в русском языке детализации смысла, что и выражается в приставке при- со значением неполноты действия. Эти оттенки смысла чувствуют и реципиенты, которые дают следующие переводы: с напудренным заботой лицом (1), с лицом, покрытым заботой, будто пудрой (4), с лицом, слегка озабоченным (1).
4. Feeling was beginning to seep back into me, I tingled like a foot that’s been asleep.
Чувство начинало просачиваться обратно в меня, меня покалывало, как затекшую ногу.
Авторская образность, на наш взгляд, разрушается в большинстве переводов, представленных в эксперименте. Как правило, читатели ( 21 из 25) переводят контекст как Чувства постепенно возвращались ко мне, я испытывала ощущение, подобное покалыванию в затекшей ноге.
Другие экспериментальные версии перевода: Чувства медленно возвращались ко мне (3),Чувства потихоньку восстанавливались (1).
Разрушение авторской образности в этих переводах связано с заменой метафорических конструкций конвенциональными, нормированными, а подчас и клишированными (чувства возвращались, покалывание в затекшей...) средствами и способами представления смыслов текста. Это вполне понятно и объяснимо уже степенью владения английским языком (по Ю.Н. Караулову, уровнем языковой компетенции реципиентов). Для автора же - и это подчеркнуто акцентированием смыслового компонента в ряде лексем - важно представить постепенность, замедленность процесса возвращения героини к восприятию мира. И в этом случае предлагаемый читателями в эксперименте перевод, казалось бы, адекватно передает значение содержащихся в тексте лексем, однако утрачивается авторская образность, авторская ментальность, представленная в тексте. Текст становится безличностным и безличным, лишенным индивидуальной специфики представления знаний о действительности, а следовательно, лишенным и актуального индивидуального содержания.
Тот же недостаток - утрата авторской специфики содержания - отражается и в ряде других экспериментальных переводов (они даны курсивом).
5. I heard the thin dentist’s-drill sound of a powerboat approaching.
Я услышала высокий звук бормашины - шум приближающейся моторной шлюпки.
Я услышала высокий, подобный свисту бормашины, шум приближающейся моторной шлюпки. (22 из 25 реципиентов).
На наш взгляд, утрата специфики авторского смысла в переводе происходит за счет передачи метафорической конструкции сравнением. Метафора и сравнение имеют, по признанию исследователей, много общего, однако семантика метафоры всегда более “сгущена”, концентрированна, поскольку содержание ее представлено в одной единице, а развернутая структура сравнения способствует размыванию этого содержания. Поэтому в авторском тексте особое значение имеет слитность, синкретизм образа, который утрачивается в переводах испытуемых. Кроме того, предложенный нами перевод объясняется и спецификой словообразования и синтаксического функционирования единиц английского языка. Определяющим к слову sound в данном случае является прилагательное dentist’s-drill, образованное по модели “сущ. в притяжательном падеже + сущ.”. В таком деривационном процессе субстантивность, предметность имени существительного сохраняется, но вся лексема в целом выполняет функцию прилагательного, актуализируя признак. То есть налицо и “грамматический синкретизм”, при котором деривационные и синтаксические характеристики языковой единицы проявляют смысловой изоморфизм, будучи целенаправленно используемыми для представления доминантного личностного смысла.
6. My bones ache, hunger is loose in me, belly a balloon, floating shark stomach.
У меня болят кости, голод сорвался с цепи, живот - воздушный шар, желудок - всплывающая акула. (Все участвующие в эксперименте перевели текстовую метафору как голод освободился (14) /стал свободным (11).)
The forest leaps upward, enormous, the way it was before they cut it, columns of sunlight frozen.
Экспериментальные переводы Лес как будто прыгает вверх (11) / стремится вверх (8) / тянется в высоту (4) / вскочил вверх (2) сохраняют доминантный смысловой признак, поддержанный контекстом , а половина их даже передает авторскую метафору. Однако, на наш взгляд, дословный перевод метафорического сочетания Лес прыгает вверх... не отражает авторского доминантного смысла, который представлен в лексемах enormous, columns. Они связаны интегративным признаком большое пространство, который с наибольшей очевидностью представлен в русском глаголе простираться (распространяться на большое пространство, как бы пронизывая его), поэтому в актуальное поле смысла оказывается включенным и словосочетание columns of sunlight frozen. Сказанное позволяет нам предложить следующий перевод:
Лес простирается ввысь, громадный, такой, каким он был до того, как его начали вырубать, - замерзшие колонны солнечного света.
8. The smell of scorching pumpkin drifts down the hall: their two jack-o’-lanterns, displayed side by side in the living-room window, finally, the legitimate way on the legitimate night. Scooped out on spread newspapers in the kitchen, handfuls of white seeds in their network of viscous threads, some grotesque and radical form of brain surgery; two little girls crouching over the orange heads with spoons and paring knives. Little mad scientists.
Запах жженой тыквы медленно растекается по коридору: две их выдолбленные тыквы со свечками внутри, выставленные рядом на окне в гостиной, наконец-то законно в законный вечер. Выдолбленные на расстеленной газете в кухне; пригоршни белых семян в сплетении клейких нитей; некоторая гротескная и радикальная форма мозговой хирургии. Две маленькие девочки, склонившиеся над оранжевыми головами с ложками и скальпелями. Маленькие сумасшедшие ученые.
В приведенном примере обращает на себя внимание прежде всего культурологическая лексема jack-o’-lanterns, которая представляет собой непременный атрибут кануна Дня всех святых - Halloween - и которая может быть переведена только описательно как выдолбленная тыква со свечкой внутри. В словаре дается значение фонарь из тыквы с прорезанными отверстиями в виде глаз, носа и рта (Словари, 1), однако в функции фонаря описываемый предмет не используется ( и в нашей культуре тоже), поэтому предлагаемый перевод культурологической лексемы точнее отражает не только внешний вид, но и назначение предмета. Лексема растекается избрана нами потому, что в ней еще раз, наряду с лексемой медленно, актуализируется смысловой компонент “постепенность, неинтенсивность”, хотя системное значение предполагает валентность запах распространяется (это отразилось в результатах эксперимента: 11 реципиентов предпочли именно это слово). Степень метафоричности избранного слова, конечно, ниже, чем у некоторых уже рассмотренных окказиональных метафор, но все-таки еще ощущается, и потому такой перевод предпочтительнее, поскольку дальнейший контекст - целый ряд аналогий, подчеркивающих сходство девочек, изготовивших на праздник jack-o’-lanterns, с сумасшедшими учеными. Если рассматривать метафору оранжевые головы вне контекста, то однозначно можно выявить основание метафоризации - сходство формы, но никаких коннотаций при этом не акцентировано. Однако контекст указывает на актуализацию признака головы как физиологического органа, над которым производится операция, и ряд аналогий указывает на это: ... handfuls of white seeds in their network of viscous threads, some grotesque and radical form of brain surgery...
9. On some of the lapels, breasts, approaching her there are still those reminders, red cloth petals of blood spattered out from the black felt hole in the chest, pinned at the center. Remembrance Day. A little pin in the heart.
Приведенный пример интересен наличием в контексте метафорических комплексов: метафор, связанных друг с другом интегративными смысловыми компонентами и образующих структуру, в пределах которой реализуется доминантный личностный смысл. Представляется, что именно интегративные (доминантные) признаки управляют процессом перевода как речемыслительной деятельностью, направляют переводчика в необходимое смысловое, в том числе и ассоциативное русло.
На некоторых лацканах, на грудях, приближающихся к ней, все еще есть эти напоминания - красные матерчатые лепестки крови, разбрызганные из черной войлочной дыры в груди, приколотой булавкой в центре. День поминовения. Маленькая булавка в сердце.
Важным направляющим моментом перевода представленного контекста является культурологическое его содержание, связанное с обычаем носить в День поминовения на лацканах пиджаков или на груди маки. На это культурологическое содержание наслаивается метафорическое, структурированное соотношением метафор лепестки крови, разбрызганные лепестки крови, (черная войлочная) дыра в груди, дыра, приколотая булавкой, булавка в сердце. Сложнейшее психологическое состояние героини, которое чрезвычайно трудно описать, представлено в тексте соотношением ряда визуальных образов, с одной стороны, хорошо знакомых каждому носителю культуры языка-источника, с другой - имеющие достаточное количество интеркультурных компонентов для того, чтобы быть понятыми адекватно носителями инокультуры. Адекватность понимания строится здесь, на наш взгляд, на одинаковости конвенциональных эмоциональных состояний людей, связанных с поминовением усопших, сколь бы различными ни были ритуалы, отправляемые в такие дни разными народами. Ритуальные знаки оказываются здесь знаками конвенциональных эмоций.
Реципиенты легко справляются с переводом первой части предложения, поскольку метафоры лепестки крови, разбрызганные лепестки крови легко обнаруживают основания метафоризации: по сходству цвета мака и крови, по сходству разбрызганных капель крови и “взъерошенности” мака по признаку “неупорядоченность”. Описанные метафоры объединяются общностью негативной эмоции, конвенционально закрепленной за словосочетанием разбрызганные капли крови.
Однако вторая часть предложения вызвала большие трудности, особенно у тех реципиентов, которые были не знакомы с упомянутым обычаем. Полагаем, что метафора черная дыра образуется на основе признака “пустота”, объединяющего слова дыра и черный, при этом названный признак в слове дыра входит в ядро его значения, тогда как со словом черный соотносится лишь ассоциативно. Проанализированные метафоры связываются между собой именно общностью визуального представления: красные лепестки мака и черная ворсистая его сердцевина, на самом деле приколотая к груди и как бы приколотая к сердцу, то есть крепко связанная с ним эмоционально. Последняя метафора булавка в сердце завершает создание синкретичного метафорического образа, подчеркивая постоянное ощущение эмоционального дискомфорта, которое мы называем неизбывной болью утраты: боль небольшая, как от укола булавкой, но постоянная. Перечисленные основания и позволили нам предложить вышеприведенный перевод фрагмента текста.
Таким образом, содержание метафоры, представляющей актуальные субъективные авторские смыслы в художественном тексте, на наш взгляд, необходимо как можно более адекватно отражать в переводе, сохраняя специфику авторского видения мира, авторской ментальности. Это общее правило, как мы стремились показать в анализе фрагментов, корректируется смысловой структурой текста и соотношением грамматических и семантических его показателей.